
«Холодный новый мир», в котором человеческие чувства и отношения определены согласно их рыночной стоимости, - доминанта спектаклей Шаубюне, будь это работа по пьесе Чехова или Шиллера, Шекспира или Ибсена, Майенбурга или Кейн. Время сдвигается назад, или вперед, это классические пьесы или современные тексты, но напряжение сохраняется в зоне отношений современного человека с обществом.
Герои в спектакле Фалька Рихтера (Falk Richter) Фердинанд (Стефан Штерн / Stefan Stern) и Луиза (Лея Дрегер / Lea Draeger), любовь которых так немыслима для этого общества, появляются на сцене, как метросексуалы-близнецы, - в одинаковых брюках и свитерах серого цвета. Постепенно в спектакль вводятся костюмы эпохи (Бернд Шкодциг / Bernd Skodzig) шиллеровской пьесы. Яркая визуальная эстетика преодолевает канон «городской» драмы, вводит ее в поток современных конфликтов, но сохраняет ее историческую размерность. Эта линия проводится через «рваные» движения актеров и монологичность их речи, направленной не к зрителям, не к актерам, а в никуда, и пустота является единственным резонатором смысла.
Четыре виолончели и гитара -- равноцeнные участники премьерного спектакля в Шаубюне на Ленинер платц. Бас-гитарист (Пол Лемп / Paul Lemp) сидит в углу и направляет события, а инструменты в руках виолончелисток в коротких черных платьях и в туфлях на шпильках повторяют несколько нот, внушающих безнадежный и единственный лейтмотив. Любовь -- слишком высокое и непонятное чувство для того, чтобы оно могло помешать логике карьерного роста и выгоды. Еще две виолончели лежат на сцене как элемент невозможного существования органического в неоновой среде. Позже, виолончель будет топтать ногами разъяренный Фердинанд, поверивший в измену Луизы. Пот капает с его лица, а слова гнева умножаются микрофонами. Потом ярость его отступает, и он в полной тишине подает Луизе напиток с ядом. Параллельность политической и любовной интриг соблюдается в течение всего действия. Эти линии отдаляются, соприкасаются, и на этом движении построен спектакль, который идет под непрекращающийся монотонный аккомпанимент виолончелей.
В сцене, когда камердинер доставляет бриллианты, акцент сделан на монолог леди Милфорд (Юдит Розмайр / Judith Rosmair), вырезанный цензурой во время Шиллера, о том, что цена этих бриллиантов слишком высока. В качестве платы за них немецкие солдаты были проданы для поддержки английских войск, а те рекруты, которые сопротивлялись этому набору, были расстреляны. На высокий экран в глубине сцены проецируются взлетающие вертолеты (видео Себастьяна Дюпо / Sebastien Dupouey). Такие приемы актуализации, несмотря на их чрезмерную прямолинейность, моментально переносят место и время действия в современную Европу, включенную в постоянные военные конфликты.
Пространство «Коварства и любви» разделено на клетки, каждая из которых представляет не комнату музыканта Миллера или зал президента, а некую незащищенную зону, открытую всему, что происходит вокруг. Эта конфигурация далека от мещанского уюта, но и революционности здесь нет места -- здесь можно только раскачать большие люстры, проецируемые на экран. Существующее положение вещей, механика власти, лишающая свободы человека даже как интимной привилегии, а не поруганная интригой первая любовь, заставляют Фердинанда испить из той же чаши.
Фальк Рихтер представляет природу общественного насилия, которое на последнем витке современности не разрешается нео-консерватизмом или глобализацией. Спектакль Рихтера с мультимедийным инструментарием сознательно создает минимодель той массовой культуры, против которой он прямо выступает: сцены спектакля как клипы перекрываются, а чувства намечаются, но не проживаются.
Шаубюне справляется со сложной задачей актуализации классического текста общеобразовательной программы. Студенты и школьники, которые в среднем составляют треть германской аудитории, вдруг открывают живую ткань шиллеровского текста и обнаруживают свою причастность к сюжету, мотивации персонажей и их конфликтам. Фальк Рихтер говорит с этой аудиторией короткими текстовыми посланиями, на «языке айфона», который не глубок, но содержит прекрасно слышное недвусмысленное высказывание.
P.P.S. Майи Праматаровой.